НЕПОЗНАННОЕ
Продавец смерти
Имя, фамилию и другие координаты этого человека я назвать не могу. Во-первых, не знаю. Во-вторых, если бы и знала, не призналась бы. Как он выглядит, я не помню. Его цвет глаз и волос мгновенно улетучился из моей памяти, как и прочая о нем информация. Кроме одной. Передо мной — профессиональный убийца. Не солдат и даже не киллер. Человек, который зарабатывает тем, что по заказу клиента наводит порчу.Я бы подумала, что он почти уродлив, если бы не признавала, что отчасти он даже красив. Я бы решила, что он совсем молод, если бы не пригляделась, что он несколько староват.
Я бы вообще не стала с ним встречаться, если бы мне не порекомендовали его уважаемые люди. “Ты не пожалеешь, если встретишься с ним, — сказали уважаемые люди. — У тебя будет море удовольствия. Правда, он не согласится”. Правда была в том, что он согласился, моря удовольствия у меня не было, зато я в первый же момент пожалела, что встретилась с ним.
Он плюхнулся за столик в кофейне с опозданием почти на час и вместо “здрасте” подмигнул мне. “Какой ужас, — подумала я. — Бедные уважаемые люди. Это классический придурок с понтами, в рубашке от “Армани”, пиджаке от “Лагерфельда” и джинсах с вьетнамского рынка”. Я заглянула под стол и удостоверилась, что на нем, как и следовало ожидать, кеды на босую ногу.
“Ну а как должен выглядеть такой человек, как я? — спросил он, заметив мой интерес к его прикиду. — К примеру, вчера я вернулся из Лондона. Что еще делать в Лондоне, если не тусоваться по модным клубам?” “Ну что ж, — мрачно подумала я. — В некотором смысле даже смешная статья может получиться. Предприимчивый московский мажор придумал способ привлечь внимание московской тусовки. Парочка оплаченных папой заказных убийств помогла ему добыть себе надежную репутацию в солидных эзотерических кругах и имидж могущественного мага, убивающего наповал черным глазом”.
“Чтобы сразу же развеять твои сомнения, давай договоримся, — быстро сказал мой визави. — Вон та официантка, которая идет к нашему столу, — моя”. Неужели он еще и озабоченный, не успела подумать я, как официантка поскользнулась и упала. “Чуть-чуть, — сказал мой собеседник, увидев, как я вздрогнула. — Не хочу тебя пугать, а то сбежишь”. “Это что — ты?” — все еще не веря своим глазам, спросила я, наблюдая, как официантке помогают подняться с пола. Видимо, она серьезно подвернула ногу. “Ты что? — улыбнулся он. — Это просто стечение обстоятельств”.
А теперь честное вам слово. О чем бы ни говорил мне этот человек, за несколько часов разговора у меня ни разу не возникало желания подвергнуть его слова сомнению. Более того. Я смертельно боялась, что он захочет доказать еще раз свои способности. И я с самого начала обязательно отпросилась бы в туалет и не вернулась. Если бы не понимала, что от такого товарища физическим путем не ускользнешь. Только раздразнишь его, чего доброго. Что же касается читателей, то я искренне надеюсь, что самые нервные из них не поверят ни единому слову моего собеседника.
— Вас можно сфотографировать?
— Если только на доску “разыскиваются особо опасные…”
— Вы особо опасный?
— Особо полезный. Но то, что полезно волкам, опасно для овец. А если обезопасить овец, волкам это будет неполезно. Тебе больше волки нравятся или овцы?
— Мне-е?.. Овцы. Потому что волки овец едят, а овцы волков нет. У волков получается какая-то неаргументированная агрессия.
— Ничего себе неаргументированная! Волк не может быть вегетарианцем. Его таким Бог сделал.
— Тех, кто к вам обращается, чтобы навести на своих знакомых порчу, тоже такими Бог сделал?
— Если ты никогда не испытывала сильную обиду, ты не знаешь, что это сущность, с которой очень трудно бороться. Обида существует сама по себе, а человек, которого она захватывает в плен, — сам по себе. Когда человек попадает в капкан обиды, он уже не принадлежит себе. Он должен избавиться от обиды или избавиться от себя. Я помогаю людям избавляться от обиды с наименьшими потерями.
— Наименьшая потеря — это порча?
— Наименьшая потеря — это месть. Но месть такая, чтобы мститель не пострадал. Порча ведь пока не преследуется по закону.
— А может быть, наименьшая потеря — перетерпеть немножечко эту обиду, и она сама пройдет?
— Не пройдет. Затаится и будет разлагать человека изнутри. А вместе с ним отравлять его близких. Которые, кстати, ни в чем не виноваты. В отличие от обидчика, который, так или иначе, всегда виноват.
— Но можно ведь переосмыслить обиду. Осознать. Понять обидчика. Встать на его место. Великодушно простить.
— Те, кто это может, ко мне не приходят. Ко мне обычно попадает тот, кто уже потихоньку начинает точить топор. Если же я вижу, что человек обидчив, но отходчив, или понимаю, что обида недавняя и несерьезная, я отправляю его домой и рекомендую прийти через девять месяцев. Обида, которая растет в течение девяти месяцев, должна быть изгнана из души, как плод из чрева, иначе она погубит человека.
— Лучше погубить другого?
— Представь себе яд, который выделяет отравляющие летучие соединения. Человек хочет дать его своему врагу, но не знает как и годами хранит у себя. Он сам, его близкие, его друзья и вообще все, кто к нему заходит, подвергаются отравлению, не подозревая об этом. Я беру этот яд и отправляю тому, кому он предназначен.
— А можно его выбросить?
— Если выбросить, человек приобретет новый. Он же смертельно обижен. А так его обида мгновенно проходит. И начинается сожаление. Вместо того чтобы смердеть ненавистью, человек источает мирру, то есть слезы раскаяния.
— А бывает так, что кто-то просит навести порчу в целях обогащения? Чтобы завладеть имуществом жертвы, например?
— Теоретически может быть, практически я таких случаев не знаю. Все известные мне специалисты работают на материале заказчика. Если обиды нет, а есть только алчность, я должен раздобыть где-то ненависть. Рядом со мной ничего такого не присутствует. Это очень обременительно при себе иметь.
— С чего вам вообще пришло в голову заниматься этим ремеслом?
— Ремесло как ремесло. Не хуже твоего. Просто я не ханжа и не делю вещи на хорошие и плохие. У каждой в мире свое место.
— А чем порча лучше простого убийства?
— Хотя бы тем, что в случае убийства в дело вступают правоохранительные органы. Убийцу сажают в тюрьму, и вместо того, чтобы избавиться от обиды, он обижается еще больше, но уже на весь мир.
— Мне показалось, вы верите в Бога?
— Я закончил технический вуз и очень хорошо понимаю, что физический мир не мог получиться в результате бесконечного количества совпадений, вероятность каждого из которых близка к нулю.
— Тогда объясните, почему вы не работаете по специальности?
— Почему ты не зарабатываешь кройкой и шитьем? Потому что кроить и шить тебе нравится меньше, чем писать статьи. Потому что все, что ты кроишь и шьешь, менее востребовано, чем то, что ты пишешь.
— Я вообще не умею ни кроить, ни шить.
— Зато умеешь задавать нахальные вопросы. Человек всегда любит делать только то, что он умеет. Особенно если это покупают.
— Вы хорошо зарабатываете?
— Лучше, чем ты.
— Ого! Но вы же не знаете, сколько зарабатываю я.
— Я все равно больше. Один гонорар я получаю за то, чтобы порчу навести, другой — чтобы ее снять. Как ты понимаешь, вторая сумма может быть какой угодно.
— Значит, вы все-таки снимаете порчу?
— Иногда. Когда успеваю. А что? Я похож на принципиального злодея?
— Э-э-э… Поначалу вроде бы не очень, а сейчас… даже не знаю.
— Брось. У меня нормальный бизнес. По-своему жестокий. По-своему гуманный. Чтобы навести порчу, во всяком случае, по той технологии, как это делаю я, нужна настоящая, качественная обида. Если у человека такой обиды нет, а есть только болезненная ранимость, дутые амбиции и привычка к самосожалению, никакой порчи из этого не слепишь, я даже браться за такое фуфло не буду. А если человека колбасит по полной программе, если он уже еле дышит от ненависти.. Обрати внимание, я зло не множу, я только перераспределяю его в пространстве. Я не произвожу смерть, я только торгую этим брэндом. Заказчик и жертва — два сапога пара. Но заказчик мне симпатичнее. Он меня кормит.
— Вы не оправдываетесь?
— А ты не нарываешься. Нет?.. Надо признать, есть что-то пикантное в женщинах с глазами испуганной лани. Не бойся меня. Тебе нужно бояться того, кто не умеет уклоняться от обиды. Даже если он не доберется до меня и не закажет тебя, кровь он все равно тебе испортит. Я был обидчив лет… наверное, до двадцати с половиной. После того как в моей жизни произошли некоторые события, и я увидел воочию, что собой представляет обида, эту привычку как рукой сняло. Когда любуешься на двухметрового солитера в унитазе, достаточно представить, как этот аспид обвивал твои бедные кишки, чтобы навсегда перестать кушать сырое мясо. Даже если это деликатесное азиатское блюдо.
— А что за события произошли с вами в двадцать с половиной лет?
— М-мм… Это секрет.
— И технология, которую вы используете, тоже, конечно, секрет?
— Ты хочешь научиться наводить порчу? Валяй. Я тебе сейчас объясню коротенько. Сначала создаешь формочку. Ну, спрашиваешь у заказчика, какой из себя его обидчик: пол мужской или женский, блондин, брюнет… Начинающим лучше пользоваться фотографией. Хотя эскиз в нашем деле — вещь необязательная. Я, например, обхожусь без эскиза. И даже без формы. Но если ты начинающий крысолов, тебе лучше ловить крыс по одной, сажать в клетку и только потом тащить этих крыс куда следует. Клетка — это форма для порчи. Что касается меня, у меня есть специальная дудочка, под музыку которой крысы идут, куда я хочу.
— Очень понятно объясняете.
— Это ты подкалываешь меня? Я понятно объясняю. У меня был ученик, который считал, что я беру с него деньги, а мастерством делиться не хочу и пудрю мозги. Потом он начал заниматься практикой. Что-то у него получалось, что-то нет, потом стало выходить лучше. Через пару лет он пришел ко мне и лобызал мою руку. Человек, занимающий, между прочим, солидное кресло. “Я преклоняюсь перед вашим талантом, — сказал он. — Только теперь я понял, что вы объяснили мне вещи, которые вообще невозможно объяснить, а можно только почувствовать”. Я мог бы тебе сказать, что ты должна почувствовать обиду, услышать ее тональность, потому что обида имеет волновую природу и настроиться на эту волну. В этом случае ты образуешь энергетический коридор для ненависти, по которому она как змея поползет от заказчика к обидчику, потому что обида содержит в себе волновую информацию об обидчике и при наличии правильного коридора всегда направляется к нему. Понятно?
— Не-а.
— Поэтому я и говорю, что у меня есть дудочка, а у тебя нет. И объясняю популярно. Нужна фотография обидчика. Это хоть и слабенькая, но информация об адресате порчи. Достаточной эта информация может стать, если ты способна увидеть на фотографии не только черты лица, а характеристики и координаты человека. Для этого тебе потребуется простая настройка, которой можно научиться быстро. Самые неловкие из моих учеников начинали правильно настраиваться по фотографии через неделю необременительных тренировок. Но как ты, надеюсь, понимаешь, это стоило им денег.
— А сколько?
— Даже говорить не буду. У тебя столько нет. Мои ученики — все заметные в политике и бизнесе фигуры. И не только в нашем государстве.
— Деньги вперед?
— Конечно. До того как начать учиться, все получают возможность убедиться в моем мастерстве.
— И любой человек может научиться этому за неделю?
— Да нет, конечно. За неделю — это какой-то гений должен быть. Неделя нужна, чтобы научиться настройке. Ноты начать различать. “До” отличать от “си”. А чтобы играть музыкальные произведения? А воспроизводить на слух без нотных записей? Сколько нужно? Кому-то год, кому-то десять. Таких, у кого медведь ухо совсем отдавил, честно говоря, мало. Но очень много тех, которым трудно, и они перестают учиться. Таких большинство.
— Деньги вы им не возвращаете?
— Я никогда не возвращаю гонорар за проделанную мною работу. И тебе не советую. Вообще в денежных вопросах нужно вести себя жестко. Деньгам не нужно поклоняться, но их нельзя и унижать своей неловкостью. Придумавший денежные знаки не был простым смертным. Вот почему деньги по своей организации так сложны. Я объясняю своим ученикам, что деньги — как женщина будущего. Унижения она уже не терпит, поклонения уже не хочет. Чтобы она имела с вами дело, ее нужно просто уважать. Выясняется, правда, что это совсем не просто, потому что уважению большинство людей не обучены. Современные люди — сплошь садомазохисты.
— А вы?
— Бог с тобой. Садиста всегда отличает нравственная щепетильность. Так как он любит все разрушать и других удовольствий не знает, он время от времени и себя не прочь поковырять угрызениями совести и поломать чувством вины. Ты заметила во мне такую склонность?
— Нет. Кроме того, вы с большим уважением относитесь к своим заказчикам. А вот к жертвам…
— Тоже. Если бы я их не уважал, я, чего доброго, начал бы их жалеть. Человек, который сострадает другим, ощущает, что он такой могучий, а другие — такие убогие, что без его сострадания загнутся. Этим он оскорбляет не только людей, но и Бога, подозревая его в несправедливости. Бог на то и Бог, чтобы всем дать поровну. Если тебе кажется, что нет, выкинь свои весы — они никуда не годятся.
— А на вас можно навести порчу?
— На меня-я? Даже на тебя будет нельзя навести порчу, если я тебя немного подучу.
— Но это тоже, конечно, не бесплатно?
— Конечно.
— И вы из уважения ко мне не будете помогать мне просто так?
— Не буду.
— Но вы ведь сами говорили, что вам не нравится, когда невинного человека разрушают изнутри...
— Глупости. Как мне что-то может не нравиться? Вокруг сплошная гармония. Физический мир существует только в условиях баланса. Это замкнутая, а значит, уравновешенная система. Чтобы не нарушить баланс, я не могу работать, если не компенсируются мои усилия. Это не морально-нравственная установка, это техническое правило. Закон сохранения энергии. Для тебя это только абстрактное понятие, для меня — материал, с которым я работаю. Я не могу ради твоих испуганных глаз изменить физические законы.
— А кроме денег ничем нельзя компенсировать ваши усилия?
— Натурой. Не обязательно той, о которой ты подумала. Натура бывает разной. Это тоже форма энергии, как и деньги.
— А чем компенсируются ваши усилия, затраченные на беседу со мной?
— Удовольствием. Ты забавная.
— А мои усилия, затраченные на это интервью, ничем не компенсируются. Потому что, во-первых, вы — не забавный, а страшный, а во-вторых, я не могу принести статью, в которой читателя только пугают и ничем не утешают.
— Во-первых, ты можешь утешить читателя тем, что смерть от порчи ничем не хуже естественной смерти. Во-вторых, качественную порчу навести может только специалист, которых в нашей стране — единицы…
— А некачественную порчу?
— Некачественная порча — это нежизнеспособный вирус. Если твой иммунитет очень слаб, он тебя, может быть, погубит. А если силен, ты с ним справишься. Некачественную порчу можно подхватить случайно. Обидеть кого-нибудь неосторожно, вызвать зависть и получить в лоб. Но это слабенькая структура. Это такая полудохлая спирохета, от которой ты заболеешь сифилисом, только если вообще не моешься и не потребляешь витамины.
— Расскажите хотя бы, где взять витамины, предохраняющие от порчи.
— Об этом сейчас пишут везде. По-моему, даже на заборах. Витамины нужно выращивать в себе, как зеленый лук зимой на подоконнике. Надо быть оптимистом, поддерживать в себе душевное равновесие, не обижать никого, не обижаться, самореализовываться, не заниматься самоедством, укреплять дух и тело, и т.д. и т.п.
— А как мыться?
— Давай я опишу тебе одно упражнение, а ты для компенсации пообещаешь мне, что будешь копить деньги и через несколько лет придешь ко мне учиться.
— Не дай бог. Никогда. Если только… защите.
— Пока ты будешь такая пугливая, ты даже защите не научишься. Но упражнение это не секретное. Я тебе его расскажу. Если ты будешь выполнять его, ты очень скоро поумнеешь и перестанешь смотреть на меня такими безумными глазами. Для начала возьми несколько своих фотографий. Возьми детские, самые ранние, потом школьные, свадебные и самые последние. Чем больше, тем лучше. Посмотри на человека, который там изображен и постарайся понять, что он, в твоем случае — она, существует отдельно от тебя, а ты ее просто курируешь. И задай себе вопрос: зачем я издеваюсь всю жизнь над этой бедной девочкой? Она старается мне угодить, а я ею недовольна. Вместо того чтобы холить и лелеять ее, поддерживать и направлять, я только пинаю ее и мучаю. Мне доверили ее, меня приставили к ней, а я ее не уважаю, не верю в нее и совсем не люблю. Может быть, тебе даже захочется заплакать от жалости к этой сироте. После этого начинай наблюдать себя в жизни. Относиться к себе надо как к собственному ребенку. Каждый из нас — свой единственный ребенок. А наши дети — в первую очередь дети своих “я”, а наши — только косвенно. Едва ты начнешь относиться к себе с достаточной степенью заботы и понимания, у тебя восстановится защитная система, нормализуются энергетические процессы и такая вещь, как чья-то злость, не сможет тебя достать.
— А ваша порча?
— Откуда возьмется моя порча, если я леплю ее только из материала заказчика? Чтобы серьезно обидеть человека, нужно сперва себя загрызть до такой степени, чтобы от бешенства начать кидаться на людей и кусаться.
— Может быть, вы — волк? Санитар леса?
— Санитар нашего леса — СПИД. И эта. Атипичная пневмония. А я — профессиональный стервятник, который, не обращая внимания на осуждающие взгляды, смиренно питается падалью, чтобы она не разлагалась и не вызывала эпидемии чумы.
— Может быть, вас все-таки можно сфотографировать? Неузнаваемо как-нибудь. С тенью какой-нибудь на лице.
— Сфотографируй вместо меня своего приятеля. В зловещей африканской маске.